Эндана - Страница 90

Палач озадаченно хмыкнул и подошел ближе, чтобы рассмотреть результат своего труда. На спине от одежды остались жалкие лохмотья, пропитанные кровью.

Мужчина пожал плечами и сам себе под нос проворчал, — Стойкий значит…. А если я вот так?

И кнут просвистел с особой силой, захватив плечо и разорвав рукав, сквозь прореху стал, виден затейливый узор татуировки, перечеркнутый красной полосой рассеченной плоти.

Спокойный голос писаря произнес, — Двадцать шесть…

Снова свист плети, влажный чмок о мягкое тело тот же бесстрастный голос, — Двадцать семь…

Еще семьдесят ударов…. Толстая цепь звякнула и качнулась.

— Двадцать восемь… двадцать девять…

Но этой цифре тело узника дернулось и обвисло, сознание погасло, милосердно спасая от окружающего кошмара.

— Воды принести? — деловито поинтересовался писарь.

— Нет! — осадил доброхота палач. Тебе что, больше всех надо? Пусть висит без сознания, это не так больно.

— Так наказание же! — возмутился писарь. Он даже не застонал ни разу!

А я итак его исполняю! А если кто- то не верит, могу для убедительности продемонстрировать на его собственной шкуре! Хочешь?

Служка затряс головой.

— Правильно не хочешь, — удовлетворенно кивнул головой палач. От моего удара ты не только застонешь, ты так заорешь, что в башнях услышат!

А он что ж не орет? — ехидно поинтересовался писарь.

Он — воин, — вздохнул мужчина. Таких, хоть до смерти запори, рта не откроют. А до смерти нельзя…приказа не было.

Тут палач немного схитрил, приказ то был, Избранный брат Масген шепнул ему на ухо, что не огорчится, если паршивец не доживет до утра, да только и он не слепой. Татуировка на плече — не простой узорчик, такие получают только очень близкие друзья Его величества, за особые заслуги…. А ну как король к утру одумается? И решит, что погорячился? Как бы за порку не взгрели, приказ то жрец отдавал…

— Ты считай лучше, а то я не умею.

— Тридцать…. Тридцать один…

Писарь с жалостью посмотрел на пленника, он бы может, и скосил бы несколько ударов, раз палач считать не умеет, да только где гарантия, что за дверями не стоит кто- нибудь, глазом моргнуть не успеешь, как окажешься рядом с этим несчастным.

— Тридцать два…

Хорошо хоть палач уже сбавил прыть, а то остались бы от этого юноши, к сотому удару только ободранные кости на спине. Хотя итак….шансов выжить немного, уж больно щуплый, одни жилы. В чем провинился, неясно. Ни обвинений, ни судей, все тайно, кроме короля и жреца в пыточную никого и не пустили, стражников выгнали, как только юнца подвесили на цепи. Потом король вылетел, как ошпаренный, а жрец еще долго не уходил, и когда, наконец, удалился, вид у него был очень довольный. Это он отдал приказ всыпать узнику сто плетей.

Писарь все же сбился со счета, покосился на дверь и рискнул.

Сорок один… Сорок два… Сорок три… Сорок восемь…. Пятьдесят…

И все- таки, что такого страшного мог натворить этот мальчишка?

Боль, лишившая сначала ее сознания, вырвала потом из спасительного забытья. Девушка дернулась и попыталась опереться о пол, странно, но у нее получилось. Видно палач немного приспустил цепь, теперь можно было встать на всю ступню.

О боги! Как же она была глупа, веря в королевскую честь и позволив приковать себя! Ей до последнего мгновения казалось невозможным, что Тиар поверит в это обвинение! Да если бы он только знал…

Ее Высочество чуть не заплакала от боли, унижения и обиды, но ненависть выжгла готовые навернуться слезы после первого же удара кнута. Сто ударов! Как она не умерла и не сошла с ума — не понятно, не иначе или боги сжалились в последний момент, или палач.

Леа приходилось уже сталкиваться с человеческой подлостью, но это были отъявленные негодяи, прислужники темных богов, чьи души уже разложились, их и людьми то назвать было сложно. Но молодая девушка…. Как же она могла?!! За что?! И Тиар, как он мог поверить?! Он же понимал и чувствовал ее до самых глубин души, он же видел, знал, кто ей дорог! Он и сам иногда так смотрел на нее…. Как он мог так спокойно предать? Отдать в руки врага…

Комната поплыла и закружилась перед глазами, девушка снова обессилено повисла на цепи. Тело покрылось липким потом. Надо найти способ выбраться отсюда, а то ведь Избранный брат Масген обязательно придет проверить, как чувствует себя его добыча. И хорошо если только Масген, ведь не случайно выбрали момент, когда ни одного ее друга нет рядом. Хуже всего, что она почти безоружна. Почти, потому, что ее любимый нож так и не нашли при обыске, хотя она хорошо чувствовала его в рукаве. Видно права была Арзила, нож богов нельзя украсть или забрать насильно. А еще с нее не сняли сапоги, и в подошве скрыто потайное лезвие. И просто замечательно, что палач позволил ей крепко встать на ноги, вот только руки надо освободить. Леа снова выпрямилась, кровь на спине засохла, и рванье прилипло к ранам, причиняя дополнительную боль.

Ее Высочество поскоблила ногтями звено цепи и нехорошо усмехнулась, каким бы не был сплав, а наследие вейанов оказалось крепче, на железе остались глубокие царапины. Она выберется, обязательно выберется! Главное — это не свалится без сознания. Она легко могла бы доказать свою невиновность королю, но уста словно запечатал давний совет жрицы, а еще — чувство опасности, слишком легко в этом государстве на женщин навешивали ярлыки. Источник зла, средоточие колдовских сил и соблазна. Тут дело сразу могло бы закончиться костром.

Леа прикусив губу, задрала вверх голову, разглядывая свои оковы. Железо поддавалось хорошо, если бы только не эта проклятая слабость. И как хочется пить…